Главный двор >>>

Явное свидетельство усталости принца не ускользнуло от внимания Арарата. Курду не раз приходилось вместе со своими людьми всю ночь мчаться верхом, настигая караван. Иногда, сделав длительный переход днем, они всю ночь спорили о том, кто именно будет нападать в первых рядах, а кто обогнет караван с другой стороны, отрезав путь к бегству. Так что он легко мог вести переговоры ночью. Но персы, очевидно, предпочитали яркие лучи солнца мягкому серебристому свету луны.
- Вижу, наши обычаи очень отличаются, - улыбнулся Арарат, стараясь быть вежливым, но губы по привычке изогнулись не в дружелюбную улыбку, а в саркастическую ухмылку.
- Иногда, голове и правда следует дать отдохнуть, а переговоры вести тогда, когда птицы своими песнями возвестят о приходе утра.
В пустыне Арарат ни разу не слышал пения птиц, но тогда, когда курды гостили у своих оседлых братьев по крови, утром его будили нежные трели.
- Наверное, нам также стоит дождаться твоих братьев, - курд имел в виду, что нужно дождаться их пробуждения, ведь он не знал, что никого из них нет в городе (лишь Амира, о котором все же упомянул Софир-Арат).
- Разреши же, достойнейший Софир-Арат Амир Ашраф ибн Кадир, и нам принять наш отдых.

Арарат удивился. Судя по тому, как изучающее взгляд принца скользнул по его телу, перед ним был один из тех отступников, что не гнушались мужчин на своем ложе. Курд слышал, что в правящей семье есть много грязных мусульман, давно увязших в грехе, однако, отказывался верить.
Глаза кочевника сверкнули, и на лице его на долю мгновения отразилось странное чувство: ярость, смешанная с отвращением, однако он тут же силой воли скрыл свои эмоции. В конце концов, взгляд принца мог означать что-либо другое – рано было в чем-то его подозревать.
- Я вновь благодарю тебя за гостеприимство, достойный сын Кадира, - молвил курд. - Вкушая царские явства и нежась в объятиях придворных дев, я буду возносить молитвы Аллаху и просить его, чтобы он послал тебе здоровье и долгую жизнь, а городу твоему – процветание.
Он пришел сюда исключительно ради дела, и хотел было отказаться от наложницы. Однако, он не раз слышал что не было в мире более прекрасных женщин, чем нежные цветы, распускающиеся в дворцовом гареме. Арарат не тешил себя надеждой, что ему обязательно доставят девушку из султанского гарема, но попробовать стоило – вдруг его потешат такой честью.
Почтительно кивнув (ничто бы в мире не заставило его поклониться персу), курд вышел.

>>> Гостевая комната

Отредактировано Арарат Джазири (2007-03-28 22:54:15)

Покои Шаха и принцев » Покои Шаха Джафара, правителя Персидской Империи

В тронном зале все осталось так, как и было раньше. Так, как будет и дальше – при любом царе любой династии. Роскошь ковров, искусная игра мозаик, богатство сосудов и убранства, резная  вязь потолка… - Вся величественная красота сердца дворца, сердца империи. Лишь одного не хватало в обстановке. Тронные кресла царевичей более не стояли здесь. Их вообще больше ни где не было. Как знак… Чего? Имеющие уши, да услышат. Имеющие глаза, да узрят…
И, судя по воцарившемуся  с приходом принцев молчанию, придворная знать, заполонившая собой  тронную залу, уже все и поняла и узрела. Ибо взгляды всех присутствующих были устремлены на вошедших. Взгляды совершенно разные – любопытные,  оценивающие, искушающие и испытующие. Но было и одна общее выражение в каждой паре глаз – вопрошающее. Кто?
КТО сядет на НЕГО.
По центру  большой залы царил, иного слово и не подберешь, трон полновластного владыки персидской империи. Шаха.  Джафара из рода Джафаров. Царя из царей.
Его.
Пустой.
Трон.
И эта пустота резала глаз, такой непривычной и чужеродной, такой  нездешней она была. Не  толпились рядом с троном ни советники, ни мудрецы, ни астрологи, ни чужеземные дипломаты и послы. Не возлежали на подушках прекрасные гурии и породистые псы.  Не  стояли задумчиво-строгие имамы и  подобострастные рабы. Не  лежал на самых ступеньках трона и любимец шаха – ручной охотничий барс. Не рассматривались дела, не  оглашались приговоры.  Ни шума, ни смеха, ни  монотонного гудения молитв – ничего этого не было.
Тишина, пустота.
Гнетущая и тягостная.
И только у подножия пустого трона стояло низенькое кресло в котором сидел Великий Визирь Персидской империи. Первый министр. Глава  правительства.  Глаза, уши и голос шаха. Сейчас, сегодня – самый  могущественный в государстве человек. Ибо когда  нет в стране владыки,  то за него говорит его тень – Великий Визирь. Слушает, смотрит, думает и говорит. Вершит судьбы страны, распоряжается жизнью и смертью ее  подданных, карает и милует, дарует и забирает. Сейчас ОН – суд и закон этой земли, ее начало и конец, залог восхода солнца и разлива рек, сосредоточие власти и силы,  меч и порядок империи. ОН - Глас этой земли. Хранитель державы.
  И так будет  пока  на пустой трон не сядет новый владыка Азии и Месопотамии, Курдистана и  Берберийских пустынь. Новый шах Персидской империи. 
   Оставалась самая малость - найти достойнейшего из достойнейших, мудрейшего из мудрых, хитрейшего их хитроумных, благороднейшего из благородных, сильнейшего из сильных. Того единственного, тот светоч правоверных, кто воссядет на трон и будет править империей присно и вовеки веков, до своего последнего вздоха. Единовластно. Как было, как есть и как должно быть.  Как было завещано.
Страна ждала следующего владыку.
Сына шаха Джафара
Одного из  его пятнадцати сыновей.
Шах,  да  забери его душу шайтан, не  назначил себе наследника!
Вот уж когда все правоверные, все вельможи и простолюдины, воины и торговцы, мудрецы и дервиши,  весь народ  без разбору проклинал судьбу за то, за что прежде ее благословлял. – За редкую любвеобильность владыки. За его плодовитость, за обилие наследников мужского пола. Что может быть хуже борьбы за трон между братьями?
Только гражданская война! Да  ведь именно так они и начинаются – причитали почтенные муэдзины на ступеньках  храмов. Спаси Аллах нас от бедствий – заклинали женщины, матери, жены и дочери, закрывшись на женских половинах.  Укажи путь и вразуми -  не переставали читать молитвы простые горожане, а купцы  рассматривали старинные арабские карты, прикидывая, как много своего товара они сумет забрать с собой на чужбину. Воины, хмурясь, точили мечи  и отводили друг от друга глаза – кто знает,  на чьей стороне выпадет судьба быть твоему другу и боевому товарищу? Отцы смотрели на детей, а дети на отцов, братья клялись друг другу в вечной верности. Вся страна, вся империя,  не уставала вопрошать небеса – за что им выпало такое  горе, жить во времена перемен.
Персия, возможно, сама того не сознавая,  стояла на грани  братоубийственной борьбы за власть, гражданской войны.
Не допустить этого – вот был  долг великого Визиря и его вельможных сановников.
Любой ценой. Даже самой кровавой. Даже  ценой смены династии.
Отягченный злыми думами, Сехмет ибн Джалиль тяжелым взглядом смотрел на вошедших принцев. И мысли его были едва ли не тяжелее взгляда.
Один – тишайший. А всякому правоверному известно, что в тишайших водах водится.
Другой – Слишком долго был на чужбине
Третий…. Третий слишком юн и горяч.
И все властолюбивы...
Едва заметно поморщившись, будто отгоняя от себя думы злые, Сехмет-паша легко поднялся с кресла и поприветствовал вошедших церемонным кивком и величавым жестом. Большего по рангу принцам и не полагалось.
- Позвольте мне выразить вам свою безграничную печаль. Умер повелитьль народа, опора державы. Покинул нас  ваш божественный отец, на лодке странствий оотправившись к лучшим берегам.  – Сочный, насыщенный голос  Великого Визиря разом заполнил  тишину  залы и разукрасил  богатыми красками  пустоту помещения. Говорил оратор, искусный словоплет и толпы манипулятор. -  Я и все мы скорбим по вашему отцу. Как и весь народ, от мала до велика скорбит над горькой  своей судьбиной. Умер светоч веры, сиротами оставил страну свою и свой народ.  Я заверяю вас, этот месяц будет  объявлен месяцем траура, не будет ни свадеб, ни празднеств, ни  веселых пиров и ученых бесед. Вся страна наравне с вами будет ронять слезы скорби и печали. Указ уже написан, разослан и объявляется трижды на каждом перекрестке дорог.
-  Но, добродетельнейшие –  Нахмурившись, умолк визирь, не отрывая взгляда как от принцев, так и от событий у тех за спиной. Мгновением ранее, медленно  и аккуратно движущиеся воины его  личной охраны сомкнули свои ряды позади  принцев, отрезая их от дверей. Уже запертых дверей.  – Это не единственная печальная новость, страх на мои седины. Горе и беды ниспослали нам небеса, воистину, не в счастливый день взошло сегодня солнце. Ваш отец умер, не назвав  наследником никого из вас или ваших братьев. Умер, вообще не назвав себе преемника, да будет путь его светел. И не назвав своего приемника, ваш царственный отец поставил меня и весь двор – Сехмет-паша обвел величественным движением руки собравшийся цвет  аристократии – В крайне тяжелое положение. -  Замолчал, будто собираясь с силами и продолжил говорить далее.
- Достойнейшие, пока не будет избран  преемник нашего шаха я, Сехмет Камиль Али Ассам ибн Джалиль ибн Амир буду  вынужден следовать  закону и обычаю и принять на себя непосильные обязательства по управлению государством.
Тишина стала оглушительной, стоило только визирю это сказать и снова на минуту умолкнуть, якобы обдумывая свои и без того сотню раз продуманную речь.
- И наконец моя самая тяжелая ноша… Не позднее чем через месяц  на трон должен взойти новый шах, законно избранный и помазанный на царство, Да снизойдет на нас Аллах в своей бесконечной мудрости.  Мы,  -  тут голос визиря заледенел и зазвенел  стальным смертным звоном. Мужчина у подножия трона резким движением руки указал на аристократов, –  Я – едва коснулся раскрытой ладонью себя и тут же вытянул ее в сторону принцев - И  вы,  не в праве допустить  ни  кровавой борьбы за престол ни междоусобной войны, погубивших не одну династию и страну. Аллах нам не простит этого. –  На  последних словах голос Сехмет-паши стал глуше и тише, похоронным колоколом отдаваясь в каждом уголке большой залы и окончательно затих. Тишина  даже уже не оглушала, в такой тишине просто не дышали, потрясенные и раздавленные. И тут Великий Визирь  продолжил, не давая придти в себя. Громко, ясно и  бодро, как солнце выходит из-за туч после дождя.
- О, достойнейшие сыновья своего отца, все здесь присутствующие уверены, что нашим новым господином обязательно станет один из вас, любимых  и законных  детей шаха. И будет вести нашу страну к берегам процветания и достатка, сняв с меня, недостойного, эту тяжкую ношу. –  Сехмет ибн Джалиль  медленно кивнул  принцам и еще раз внимательно вглядевшись в их  лица, добавил – Я все сказал, о достойнейшие. И более я сегодня не смею отвлекать вас от вашей поистине величайшей скорби и тоски. И мне надлежит задать много вопросов.. И еще больше ответов получить.За спиной  у принцев зашумело, личная гвардия Визиря взялась за засовы на  ранее запертых входных дверях.

Принцы  были на редкость спокойны и сдержаны. Нет, не то чтобы Великий Визирь ожидал какой-то бурной реакции, слез, разрывания на себе одежд и  вырывания волос. Вовсе нет, это было бы слишком легко. А вот прочесть мысли и чувства человека, высокорожденного, по  бесстрастной маске, волей Аллаха зовущейся лицом… Может кто и не сумел бы, да только не тот, кто без малого  двадцать лет  стоял у трона – вначале далеко, а с годами все ближе и ближе.… Не тот, кто не останавливаясь шел по избранному пути, сметая на своем пути любые препятствия – не боясь цены. Не тот, чья жена власть, чья любовница - смерть. Иначе имя его не Сехмет ибн Джалиль, последний из рода ибн Амиров.  Правителей
Великий Визирь смотрел на вошедших принцев и видел за масками лиц все эмоции, так и клубящиеся в чужих душах, пробивающиеся наружу сквозь скупость жестов и срывающиеся с губ  дыханием, застывающие в неподвижности фигур. Нет, не обмануть тому, кто привык повелевать, того, кто  когда-то вынужден был подчиняться.  Не обмануть и не переиграть в бесстрастности и лицедействе. Кто самый страшный хозяин? Бывший раб.
Сехмет-паша  лишь спрятал усмешку  в коротком кивке головы, давая понять, что услышал слова принца Самира. Увидел боль потери, мелькнувшую в глазах, Дааа.… Как порой сладка чужая мука… Просто тем, что она не твоя.
- Я вижу,  драгоценный перл из шкатулки полной злата, что горе потери не омрачило твой ясный разум. Ни один поэт не подберет слов, ни один художник не найдет красок, дабы описать мою радость. Смотрю я, что семя вашего усопшего отца оставило за собой могучие всходы и я ликую, глядя на вас. На вас всех – Поочередно чуть склонил голову в сторону каждого из принцев. Впрочем, по-прежнему незримо пряча уголек улыбки в потухшем костре глаз.   – Одно лишь горечью наполняет мою и без того страдающую душу, достойные. Я лицезрею пред собой лишь троих потомков могучего царя там, где надлежит стоять  четверым. Увы, я должен сообщить вам еще одну дурную весть. – Сехмет ибн Джалиль даже прикрыл глаза, ведь ему ТАК душу рвали эти дурные вести  – Не вижу я среди вас вашего царственного брата, любимого сына, горе нам всем, осиротевшим! Праведно рассудив и сочтя всех недостойными, принц Амир, надежда и опора трона, не удосужил нас, нечистых, знания – куда он, величавый, исчез из своих покоев в час смерти шаха Джафара. Увы, так же  ваш царственный брат не соизволил сообщить никому во дворце, на какой срок он покидает столь недостойное его место и как скоро нам, неразумным, ждать его возвращения.
    Ехидна и та бы позавидовала яду слов Великого Визиря. Медленной, неторопливо расползающейся густой отраве, разъедающей душу каждого присутствующего в тронном зале, от вельможи и до принца,  и отравляющей разум тихим шорохом слов. Смертоносной. Для кого-то гибельной.
Для кого?
И продуман распорядок действий и предопределен финал…

Перед глазами на миг потемнело от безысходности. На миг. Сабир стоял неподалеку  от братьев, опустив голову и пряча лицо за пеленой светлых волос.
Лис… Песчаный лис с сердцем ифрита…
«Брат мой… как же не вовремя созрел на твоих устах этот вопрос…» - Сабир и в этот раз промолчал. Стоило оценить всю ситуацию в целом. А она старшему принцу ох как не нравилась.
Безвластие. Наследник пропал. Отец… Об этом потом. Не вернуть…
Чего ты хочешь, протравленный мудростью пустынь ворон? Какую цель преследуешь?..
Напряжение знати, допущенной к приему в тронный, зал накрывало с головой. Придворные псы уже готовы были бежать, лая на каждом углу о случившемся. Может, и успеют урвать кусок получше и помягче при новом Шахе. Но кто?
Кто, Визирь? И через месяц ли? Месяц траура пройдет… Но, куда исчез Амир?.. И КТО позволил в таком тоне и с таким контекстом тебе, без году пару дней, новому Визирю, гласу и мечу Персии при пустом троне сторожевой собаке, ТАК говорить?..
Сабир поднял голову, привычным движением откидывая назад волосы.
- Мы слышали твои слова, о Мудрость государства… Они по нраву были бы великому Шаху,  отцу нашему, что решил дать нам самим выбирать путь, по которому последует Персия. Естественно, пока с твоей помощью Сехмет-паша… - легкий кивок головы.
- Скорбь по отцу не находит места в душе моей… Это вместилище мало для нее…  Благодарю, что взялся помочь нам с организацией похорон… - благодарность смешанная с хорошей порцией неподдельной печали. Тон для придворных ушей, для слуг и приближенных. Что бы знали. Принцы приняли главенство Визиря так, как ему нужно.
Сабир окинул привычным взглядом собравшихся. Придворные, что ловили каждое слово, жест; Визирь, что так старательно прятал свои истинные слова за велеречивостью.
- Тяжелое время для нас не должно отразиться на стране. Надеюсь на вашу поддержку. Благороднейший Сехмет-паша, и Вы, высокородные, опора Персии. Мы же, принцы, гарантируем поддержку ваших решений, в том случае, если они не расходятся с заботой о стране. Теперь, позвольте покинуть вас…
Сабир едва склонил голову в сторону благородных подданных, более учтивый поклон Визирю, ровно такой, какой положен по этикету.
Прямая спина, холодный, почти ледяной взгляд.
- Самир… Ты нужен мне сейчас… - поравнявшись с братом, тихо сказал Сабир. Так, что бы слова коснулись только того, кому они предназначались.

--> большой коридор.

Отредактировано Сабир-Имар Амир Ашраф (2007-12-02 19:34:48)

Власть несчастного делает бездушным, обиженного – жестоким.
Сехмет ибн Джалиль всегда знал, что нет  на троне места чувствам и эмоциям, человеческим слабостям и повседневным желаниям. И сейчас это с блеском доказали царские львята. Смотреть, как  кипит злость, растерянность, ярость и гнев под  тонкой фарфоровой маской не доставляло никакого удовольствия. Тем более наблюдать за надменным лицом с плотно сжатыми губами, взлетающей гривой волос и  поклоном заезжего принца, на грани приличий. Не  сдерживайся, львенок. Я и так вижу тебя насквозь. Уж слишком  все было очевидно, слишком откровенно думали принцы. Слишком, слишком просто. Великий визирь был игрок, а настоящий игрок  идет до конца и по пути блефует так, что не отличить правду ото лжи, но и ценит достойных противников.  Если, конечно,  ему повезет их найти. А принцы… были только принцы, ничем не лучше других  – воспитаны, образованы, избалованы, горды, высокомерны и тщеславны. Дети, еще не знающие цену многим вещам. Не умеющие еще ценить достоинства терпения, тишину ожидания, скрытность молчания, легкость  вежливости и благоразумия, искушенность познания людских душ. 
Впрочем, старший брат был еще  не безнадежен. Просто юн? Младший? Никак за ум взялся, молчун? А вот поведение чужеземного принца заставило нахмуриться Сехмет-пашу и притихнуть придворных. Его изгнанная светлость, махнув своей шевелюрой, покинула зал, даже формально не соизволив соблюсти какие-либо правила приличия, за исключением унизительно короткого кивка головой – собак так отпускаю, рабов и слуг отсылают. Ушел молча, поджав губы и с совершенно недопустимым для царского сына лицом, без всякого уважения к Великому Визирю  и цвету аристократии Персидской империи.  В гробовой тишине, ибо все присутствующие понимали, чем чревато для вышедшего вон  принца такое открытое выражение недовольства. Сам же Сехмет-паша, не поведя и бровью, со все той же любезностью на лице, коротко  кивнул  Сабиру-Имару, уважая его горе и  желание  поскорее покинуть тронный зал, эту юдоль скорби.  Так же Великий Визирь не забыл отдать должное и младшему сыну шаха, юному принцу Софиру, с достоинством отвесив поклон и тому. А вот вслед Самиру, уже раз изгнанному с родины, даже и не посмотрел. И можно было быть уверенным, что ни единое  движение визиря  не осталось незамеченным опытными царедворцами, сделавшими свои выводы. Правильные выводы, других при дворе не бывает.
Молча, ожидая пока последний принц покинет тронный зал. Сехмет ибн Джалиль опустился в свое кресло у подножия торна. Заметив краем глаза легкий жест  начальника своей личной охраны, явно желающего что-то сказать, чуть склонил к нему голову и выслушал отчет о проделанной работе.  Пока глаза  знатнейших сановников Персидской империи были прикованы к покидающим тронный зал принцам, Сехмет-паша с удовольствием услышал, что все его указы исполнены и  письма доставлены. Ну или гонцы уже спешат, загоняя коней. Откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, из-за густых ресниц наблюдая за залом,  Великий Визирь бесстрастно  внимал тихой речи воина, что  дворцовая стража уже усилена  людьми его личной гвардии, что народ повсеместно воздает хвалу опоре и надеже империи, ему, Великому Визирю, не допустившему междоусобицы и войны, что  поминутно восстанавливаются события последних дней каждого из принцев. Как и было приказано. Что тщательно изучается обстановка  личных покоев покойного Джафара,  что письмо заверенное личной печатью шаха уже получено начальниками армейских частей, расквартированных рядом со столицей и, наконец, уже выставлена  верная охрана у покоев каждого из принцев и даже у покоев семьи старшего, у жены и сына принца Сабира.
Визирь довольно улыбнулся.
Кто видел эту усмешку бледных губ,  содрогнулся.
Не успел начальник личной охраны визиря  сказать последнее слово, закончить свой доклад, как Сехмет-паша негромко задал ему вопрос
- Остальных принцев оповестили? Я желаю с каждым из них говорить. 
И отстраняясь от ошарашенного воина, приказал – Выполняй.
Долг требовал от Великого визиря рассмотреть все варианты, каждого сына  упокоившегося шаха. И выбрать достойнейшего владыку своей стране,  за это он отвечал перед Аллахом.
Впрочем, разве Аллах где-то говорил, что следует забывать себя и свои интересы?

- Господин Сехмет!
Резко повернув голову в сторону говорившего, Сехмет-паша с некоторой долей удивления обнаружил в тронном зале младшего законного отпрыска покойного шаха. Принц Софир, видимо, решил не следовать примеру своих старших братьев и не покинул в спешке залу. Что ж… Похвально. Похвально. Правда о чем это говорило – о  совершенно неожиданном здравомыслии принца или просто о сильнейшем душевном потрясении, было еще не ясно. Пока еще не ясно. Быстрым кивком головы отослав от себя начальника своей же стражи, выполнять приказ, Великий Визирь Персидской Империи спросил:
- Мой слух открыт для твоих слов, принц.  Рубин в ятагане империи  желает что-то мне сказать?
И тут же, не успел визирь  закончить говорить, не успел принц Софир и рта открыть,  не успело даже стихнуть перешептывание вельмож, рьяно обсуждающих новости, как  покой тронного покоя вновь был нарушен.  С глухим стуком открылись двери и в зал был допущен один из дворцовых стражников, из свиты Демира ар-Рахима.  Быстро пройдя сквозь толпу и по мановению руки Сехмет-паши допущенный к самому его креслу, посланник  опустился на одно колено и, испросив разрешения говорить, доложил:
- Царственные принцы, желают лицезреть вас  в главном коридоре, величайший.  Для дальнейшей беседы. Ибо нет у них более желания  освещать своим присутствием тронный зал.
- Кто –  Птицей так и слетел птицей вопрос с губ визиря. – Которые из принцев?
- Их светлости принц Сабир и принц… – Барабанной дробью отрапортовал стражник, лишь в самом конце запнувшись на незнакомом имени –  Принц Самир, ваша милость. И, господин мой, царственные братья желают видеть пред собой  и принца Софира. Да прольется дождь ему под ноги – Стражник быстро отвесил поклон и в сторону принца, по-прежнему не поднимаясь с колена.
В тишине, который раз упавшей на зал, явственно был слышен легкий  вздох Сехмет-паши.  Великий Визирь опустил глаза долу, зримо сожалея о своих словах. Тех, что будет вынужден сказать.
- Боюсь, дела государственные не позволяют мне откликнуться на столь милостивое приглашение их светлостей и задерживают меня в тронном зале, среди  государственных сановников и придворных чинов. Но любезный, передай принцам.… Нет, пожалуй, я отпишу им -  Не успел визирь  закончить  предложение, как рядом буквально материализовался придворный писец, держа наготове все необходимое для письма и лишь ожидая, когда его светлость Сехмет-паша соизволит диктовать. Долго ждать не пришлось. С минуту подумав, Сехмет ибн Джалиль начал говорить.
- Пиши. «О, солнца озаряющие мой земной путь, я премного опечален вашей просьбой ибо не могу  исполнить ее сей же час. К моему стыду и огорчению дела государственные удерживают меня в тронном зале и не позволяют  мне усладить свой взор встречей с вами, доблестными. Прошу вас  простереть надо мной длани вашего милосердия и не гневаться на вашего покорного слугу, Великого Визиря Персидской империи. Засим сообщаю вам, что буду рад узреть  вас в ваших покоях  на исходе нынешнего дня. Если же мое предложение излишне смутит ваш разум и чувства, то я буду счастлив пригласить вас  в это же время в мое скромное жилище. Смею вас заверить, что к назначенному сроку я приложу все силы, дабы  закончить самые срочные государственный дела на сегодняшний день.
Всецело Ваш.
Сехмет Камиль Али Ассам ибн Джалиль ибн Амир.
Великий Визирь Персидской империи.
Хранитель трона».
- Отдашь это письмо в руки любого из принцев, Самира или Сабира, не имеет значения. А своему начальнику, Демиру ар-Рахиму, на словах передашь, что Великий Визирь разрешает ему удалиться в свои покои и настоятельно рекомендует заняться своим здоровьем. А также напоминает о распоряжениях, данных ранее. Время не ждет. – Закончив диктовать, отдал распоряжения все еще коленопреклоненному стражнику Сехмет-паша и обратил лик свой к принцу Софиру.
- О, заглавный лист книги мой души, быть или не быть тебе со своими братьями, то ведомо лишь тебе, лучезарнейший.
   Кто знает, что таилось за этими словами Сехмет-паши? Даже речь визиря, как и его лицо, сейчас уже не выражали ровным счетом ничего. Куда только и делись  глубочайшие интонации, тончайшие переливы и бархатные ноты  голоса с которыми тот диктовал письмо, буквально завораживая зал. Сехмет ибн Джалиль  примерил подходящую  маску, вжился в нее на несколько минут, пока плясала  кисточка  в руках придворного  писца, и скинул прочь, как только в ней отпала нужда.
Не успел Сехмет-паша закончить инструктаж стражника, как  писец уже присыпал письмо чистейшим песком, стряхнул и поднес в развернутом виде визирю, дабы тот пробежал глазами и поставил свою печать на застывающем сургуче. После, все тот же услужливый придворный писец аккуратно свернул послание и, передав в руки посыльного воина, испарился так же быстро, как и появился. Завидное благоразумие. Стражник, явно чувствующий гнетущее напряжение тронной залы, также поспешил испросить у Сехмет ибн Джалиля разрешения удалиться. И, поднявшись с колен и откланявшись, вышел вон, спеша покончить с позорной почтовой службой.
Визирь же, подождав пока зал покинет посланник принцев,  снова обратил свой взор к Софиру, ожидая ответа на свой вопрос
Рубин в ятагане империи  желает что-то мне сказать?

Визирь, этот высокий темный - именно такое создавалось впечатление - человек, вызывал дрожь. Не страх, так как принц слишком плохо его знал, скорее опасливое уважение, которое можно почувствовать к могучиму врагу.. или же союзнику. Глаза ярче вспыхнули. Да, им- ему и Сехмету- нужно было поговорить. Долго, спокойно, рассудительно. Там, где их не подслушают.
- Как солнце, свещавшее землю, правление великого шаха Джафара, моего отца, зашло. И теперь на нашу страну лягут сумерки, в которых никогда не будет понятно, кто друг, а кто враг, подстерегающий в ночи. Но в кажной ночи есть луна, помогающая пережить опасное время. Теперь для Персии луной стали вы, взяв на себя всю страшную ответсвенность. И я верю, что Сехмет Камиль Али Ассам ибн Джалиль ибн Амир поможет придти новому рассвету.
Софир вздохнул. Он чувствовал себя выдохшимся. После всех событий меньше всего ему хотелось уходить в хитрые сплетения дворцовой речи, пытаясь зашифровать смысл так, что понял его лишь один. Тот, кому он предназначался. Поэтому гороткая речь была предельно понятна. Лишь на длинном имени он чуть сбился, но все же вспомнил до конца - минутой раньше временный правитель сам зачитал его. 
Юноша на секунду отвел глаза от темный очей Сехмета. Сейчас его зовут братья. Однако в послании его имя стояло в самом конце, словно кличка человека, которого следует "захватить с собой". Этим можно было воспользоваться. Он холодно качнул головой, отказывая как гонцу, так и псицу в послании. Если братья жеклают его видеть, им придется еще раз послать человека с письмом, адресованным лично ему... или же навестить самим.
Ему сейчас хотелось омыться и заснуть в своих покоях под охраной преданных людей. Наследник поморщился, внезапно вспомнив о том, что таковых теперь в его окружении может и не оказаться. За дверями тронного зала его наверняка ждут стражники  Сабира, а Дарих с Рагефом давно в тюрьме. Там же и его личные слуги. Ничего, чуть позже он их вытащит.
Внезапно появился еще один посланник. Совсем молоденький юноша, почти мальчик. Звонким поставленным голосом он четко передал слова страшего принца и замолчал, уставившись в пол. Софир с трудом удержался от стона. Про себя. Как же его сегодня достали эти пампезные речи!!!

Отредактировано Софир (2007-12-08 17:07:20)