Как это обычно и бывает, кое-кто посчитал нужным испортить создавшуюся атмосферу. Впрочем, сам Демир, весьма озверев при неожиданном вмешательстве, после реакции принца на него неожиданно успокоился. Тем более, что губы сохранили ответное прикосновение губ Софира…
- Я занят, - резко сообщил он слуге. – И мое дело не терпит отлагательств…
"Дело государственной важности", - и в ответ мыслям – волчья усмешка в уголках губ.
Дождавшись, пока хлопнет дверь за удалившимся слугой, и мысленно испросив для него у Аллаха десятка два самых страшных кар, самой незначительной из которых было споткнуться на лестнице и свернуть шею,  ар-Рахим счел нужным вернуться к прежней беседе.
- Это не сторонники… это стая шакалов. А шакалы… они всегда готовы перебежать на сторону того, кого сочтут более сильным… или удачливым. На них опираться – себя не уважать. Не ищи помощников среди падальщиков…
Поднявшись, он коснулся напрягшегося плеча светлоглазого, погладил пальцами его шею.
- Помогу… я всегда сдерживаю обещания… - прозвучало почти укором, словно принц позволил себе усомниться в том, что это обещание будет выполнено.
Пальцы зарылись в длинные волосы Софира, соскользнули по шее к спине, прошлись по ней теплыми ладонями.
Демир… выжидал, словно кошка в засаде.
Ждал ответного жеста… Примет ласку? Оттолкнет?

Прикосновение губ принца окончательно расставило все точки над И, и словно сорвало невидимые путы с ар-Рахима. Почти грубо впившись в нежные губы, он сильнее прижал к себе Софира, каким-то краешком разума ухитрившись себе приказать побережнее относиться к ушибленной руке того. Сейчас лишний раз ее тревожить незачем…
Пальцы вплелись в волосы наследника престола, не позволяя ему отстраниться, продляя жесткий, почти жестокий поцелуй. Куснув юношу за соблазнительную пухлую нижнюю губу, Демир вторгся в его рот, щекотнул нёбо кончиком языка, маняще коснулся его языка.
Руки тоже не бездействовали, бродя по спине, разогревая ее движениями ладоней, соскальзывали вниз, сжимали ягодицы сквозь ткань одежды. Та уже начинала просто мешать…
Пальцы беспардонно скользнули под канди, задирая ее, наслаждаясь прикосновениями к гладкой смуглой коже, напрягающиеся мышцы под которой свидетельствовали о том, что принц ну никак не похож на изнеженное садовое растение…

Грубоватые поцелуи-укусы еще сильнее разжигали желание, заставляя глаза темнеть, а дыхание – сбиваться.
Но… быть прижатым к стене не хотелось. Хотелось… прижимать к ней, чувствовать между собой и камнем горячее тело с гладкой смуглой кожей.
Укусив светлоглазого за шею, Демир, не особенно церемонясь, содрал с него рубашку, развернулся, прижимая его спиной к стене. Чередуя поцелуи и укусы, прошелся по плечам, скользнул огненно-горячими губами вверх по шее, до губ, касаниями к которым все еще не насытился.
На секунду вгляделся в глаза принца, знал, что могут быть они и яростными, и безразличными, а сейчас он хотел знать, как изменит их выражение желание. Глаза горели – наверно, точно также сейчас они горели у самого ар-Рахима.
Почти нежно прошелся губами по пострадавшему плечу принца – о, Аллах, как давно и одновременно недавно все это было! – и, сложив ожерелье из поцелуев, впился в розовый, мгновенно напрягшийся от прикосновения сосок. Жадная ладонь прошлась от талии Софира к ноге, потянула, заставила лечь ее на бедро начальника стражи.
Как будто через слои ткани можно почувствовать его желание и поделиться своим.

Ну, если руки Софира двигались по корпусу Демира снизу вверх, то пальцы и губы самого начальника стражи совершали путешествие по коже принца в обратном направлении. И пока губы наслаждались прикосновениями к соленой от пота коже (а в этом была своя прелесть), пальцы, скользнув под пояс штанов светловолосого, то царапали его бедра, то сжимали ягодицы.
Желание становилось почти невыносимым, заставляя тихо рычать и кусать смуглую кожу и соблазнительные губы наследника шаха.
Для ласк не хватало простора.
Ар-Рахим принялся теснить принца в сторону лежанки. Не дав ему упасть, придержал, опуская на ворох тканей, рванул завязки штанов, потянул их вниз и… остановился, рассматривая обнажившееся тело.
"Хорош!" 
На все это ушла доля секунды.
И губы и зубы начальника стражи снова принялись оставлять розоватые следы на гладкой коже Софира, все ближе подбираясь к низу живота.

Смятым комом полетела в сторону одежда, и Демир почти блаженно вздохнул, почувствовав торопливую ласку пальцев Софира на своей коже. Было приятно видеть и чувствовать, как, откликаясь на каждое прикосновение губ и рук, изгибается тело принца, поскрипывают крепко сжавшиеся зубы.
Зарывшиеся в волосы пальцы потянули, заставили приподнять голову – но лишь для того, чтобы снова попробовать на вкус губы, оставить строчку из поцелуев и укусов на шее, мимолетно приласкать языком соски. Рука погладила шелковистую кожу бедер, ар-Рахим лукаво улыбнулся и мягко и очень осторожно провел пальцами по напрягшейся плоти принца. В том, чтобы болезненно кого-то мучить, он удовольствия не находил… если только – очень ласково.
Склонившись, он потерся щекой о низ живота светловолосого, чуть прикусил нежнейшую кожу и притронулся поцелуем к паху. И продолжал в том же духе, чередуя поцелуи и укусы, ожидая, пока легкий испуг в глазах юноши не исчезнет под всепожирающей силой желания…

Демир наслаждался прикосновениями к телу, такому же своенравному, как и его хозяин,  руки гладили нежную кожу, сжимали упругие ягодицы. Толкнулась мысль о том, что подобный опыт может быть у принца первым…
- Терпение, - хрипло произнес ар-Рахим, потянувшись, чтобы поцеловать юношу в уголок глаза. – Терпение и…
"Будет меньше боли".
В янтарных глазах светилось нетерпеливое ожидание, но его пришлось обмануть еще раз. Продолжая ласкать губами лицо и приоткрытый рот Софира, начальник стражи заставил его чуть развести ноги и проник в узкое и горячее отверстие ануса сразу двумя пальцами. И задвигал ими внутри, сгибая и разводя в стороны, растягивая узкие стеночки, готовя к другому вторжению, благо свое терпение улетучивалось со скоростью воды, выплеснутой на раскаленные камни. Толчок выпрямленными пальцами вперед – в стремлении обнаружить уязвимую к точку, прикосновение к которой может одарить принца совершенно незабываемыми ощущениями.
И чутко прислушаться к его телу – по нраву ли подобное?
"А меня уже вряд ли удастся остановить…"

Подрагивающее и напрягшееся от прикосновения тело принца еще раз подтвердило, что предположение о его "девственности" имеет право на существование. И Демир продолжал играть с его телом, прикасаясь к горячим стеночкам ануса, атакуя его выпрямленными пальцами. И только тогда, когда желание стало совершенно нестерпимым, развел ноги наследника в стороны, устроился между ними.
Секунда покоя. Склониться, впиваясь в желанные губы, и толкнуться вперед, преодолевая сопротивление мышц, проникнуть в тесное и жаркое отверстие входа возбужденной плотью. Смешать свой стон с почти болезненным стоном юноши и, не давая ему времени на то, чтобы возразить и попытаться высвободиться, качнуть бедрами, входя еще глубже.
Отпустить его губы и прикусить плечо, оставляя на нем след зубов, пройтись губами по шее, прижаться пылающей щекой к его лицу. Принц великолепен… породу ничем не перебьешь.
Сказать потемневшим янтарным очам:
- Восхитительный…
И продолжать двигаться, мягко, неторопливо, сжимая его пальцы своими, не позволяя вырваться, зная, что очень скоро его тугая боль сменится ощущениями, близкими к наслаждению.

Похоже, желания его и желания принца совпадали целиком и полностью. Ар-Рахим ускорил темп движений, то почти покидая жаркое тело, в котором было так тесно-приятно, то возвращаясь в него, входя почти до основания, притягивая его к себе за бедра, чтобы быть еще ближе, еще глубже.
Вырвавшись из страстного поцелуя, слизнул слезинку, выступившую в уголке глаза Софира, провел приоткрытыми губами по его щеке и снова ненасытно впился в губы, ответно кусая, терзая, вовлекая его в игру языков.
Остановиться, переводя дыхание, обнять ладонью его возбужденный член, пройтись по нему кольцом из пальцев вверх-вниз, потеребить огненно-горячую алую головку, доводя его до очередного стона и изгиба, и…
И снова вбиваться в его тело – жестко, глубоко, быстро, ритмично, уже не в силах более остановиться, потому, что терпения нет больше, а есть только гибкое смуглое тело, извивающееся под ним, есть всепоглощающее желание, от которого темнеет в глазах, а сердце стремится выскочить из груди, есть тесная и жаркая плоть, обхватившая его твердый член, есть горящие янтарные глаза, в которых он видит свое отражение…
И в тишине, разрываемой шорохами от их движений и стонами и вскриками, вершина наслаждений становится все ближе.

Ни царапины, остающиеся на спине и плечах ар-Рахима, ни пальцы, впившиеся в волосы – ничего не отвлекало и не могло более отвлечь от пути по долине наслаждений, и легкая боль была острой приправой к невероятно вкусному удовольствию.
Ласково-болезненное прикосновение к уху тоже остается за бортом моря удовольствия, и лишь задрожавшее в судороге наслаждения смуглое тело свидетельствует о том, что один из них двоих – уже нашел свой маленький и короткий по времени рай, и остается только…
Остается только его чуть-чуть догнать.
Ладонь скользнула под ягодицы Софира, притягивая, прижимая к себе, не давая отстраниться, удовольствие грозит перетечь за границу к боли, но несколько движений в горяче-тесном его аду – и оргазм овладевает всем телом стражника. Хриплый крик – и, не в силах удержаться, Демир впивается зубами в плечо наследника престола и не отпускает все то время, пока сладко-болезненная судорога выгибает и выламывает его собственное тело. Ослеп, оглох, потерял ориентацию в окружающем мире на несколько минут… сжал в объятьях гибкое тело, упираясь лбом в его плечо, дыша хрипло и жарко.
И, лишь только тогда, когда вернулись слух и зрение, освободил принца от себя, опустился на лежанку рядом, пытаясь отдышаться, потянул его к себе.
Претила мысль о том, чтобы просто встать – и уйти… все равно, пусть то, что было, произошло по воле случая и может не повториться… но от этого стало… тепло.
И, зарывшись лицом в светлые волосы, Демир сказал уверенно:
- Мой принц…
А на каком слове из этих двух был сделан акцент – услышал и понял только Софир.

- Не беспокоить, - рыкнул Демир в сторону дверей.  И, снова повернувшись к Софиру, - мир нас подождет...
Потянув к себе принца так, чтобы светловолосая голова легла на плечо, ар-Рахим зашептал, чуть ли не касаясь мочки уха того губами:
- Я сейчас иду по краю пропасти, и одного неосторожного слова хватит для того, чтобы скатиться вниз на острые камни... и вряд ли спасет меня чье-то заступничество. Поэтому... - шепот становится еле различимым, словно стражник боится, что их подслушают. - я должен продолжать вести игру... запомни и знай только одно: я свои слова сдерживаю. И если я что-то пообещал...
Почему-то имя "Дем", сорвавшееся с губ Софира заставляет улыбнуться и коснуться его шеи губами.
- Львенок...  у тебя будет большое будущее, если оно не прервется в настоящем...
"А я намерен препятствовать его прерыванию. Пока у меня есть такая возможность..."
В дверь постучали еще активнее, Демир зашипел гневно и потянулся к сабле...

НПС:

Братья бесшумными тенями скользили по коридору. Расчет их был верен. Охрана не спала, правда происходящее весьма озадачило Абасса и Джелиля.
- Сообщи об этом господину... - мягко шепнул брату Абасс растворяясь в тени стены. -  Я понаблюдаю.
Младший, словно блик, скользнул назад, преодалевая корридоры до комнат Генерала. Возня у двери настораживала, а часто проскакивающее имя Софир тем паче. А если уж изходить из той информации, которую сообщил им Ясин - то становилось все интерестней и интерестней.
Словно недвижмая статуя слился со стеной Абасса, цепко следя за разварачивающимся действом.

Первая часть дворца » Покои начальника дворцовой стражи

Бесчисленные и бесполезные блуждания по дворцовым коридорам и галереям порядком утомили Великого Визиря. Настолько, что встречавшиеся  ему на пути люди предпочитали спешно отводить глаза. Те, кто их вообще осмеливался поднимать.
Рассекая  чеканным шагом необъятные дворцовые  переходы,  с безмолвной стражей за спиной, Сехмет-паша  миновал последний поворот и, наконец,  вплотную подошел к целиком отданному охране крылу дворца. Пара коротких слов, один единственный взгляд на неожиданного гостя и Великого Визиря, самолично почтившего своим присутствием охрану,  мгновенно и беспрекословно препроводили к тому покою, где ныне пребывал Демир ар-Рахим.
Каково же было удивление Сехмет-паши, обнаружившего, что он не единственный искал начальника охраны. И, похоже,  не только он его нашел. Помимо Великого Визиря со свитой перед закрытыми дверями стояло человек пять, включая советника принца Сабира…
Воцарившееся было молчание нарушил сам Первый Министр. Пока воины оценивающе оглядывали друг друга, он подозвал к себе советника принца – прояснить ситуацию.

- Вашему господину, наследному принцу Экбатаны, - спокойно ответил Великий Визирь, с явной нотой прохлады в голосе, - И я, его покорнейший слуга, Великий Визирь Персидской империи, также желал бы иметь с вами беседу,  многоуважаемый Демир ар-Рахим, неуловимый начальник дворцовой охраны.
- И вашему тоже,  ваша милость -  после  секундной заминки  визирь отвесил церемониальный поклон принцу Софиру, показавшемуся  в открытых дверях.
На диво нахально открытых! Толи страх потеряли, толи совесть.
Не теряя времени даром,  Сехмет-паша окинул взглядом открывшуюся перед ним картину. Кто знает, какие еще сюрпризы могут  таиться на этой… аудиенции. И  что-то было в ней подозрительное. Такое подозрительное….
Смятое ложе, впопыхах застегнутая одежда, порванная и помятая... Внимательным взором  пронзительных глаз, скрытых  за густотой темнотой ресниц,  Великий Визирь осмотрел выбранные для аудиенции покои.  Мимолетными незримыми взглядами  обласкал как  начальника охраны, так и принца. Приметил все  детали, не пропустил ни  небрежно раскинутой по комнате одежды, ни  припухших губ…
Сехмет ибн Джалиль подавил тонкую усмешку.
Аудиенция? Взъерошенный вид и крайне самоуверенные лица. Такие лица бывают только у тех, кого на «горяченьком» застали. Да, на очень горяченьком!
После нескольких минут осмотра «места преступления» Сехмет-паша уже не сомневался  в характере встречи. Впрочем, это не отменяло дел насущных. Всех присутствующих в этой комнате надлежало препроводить к принцу Сабиру-Имар Ашрафу не обращая внимания на должности и сан. О чем ему  и доложил доверенный советник  наследного принца минутой ранее.
А догадки.… Свои догадки всегда лучше оставлять при себе
Легкое движение руки и  к принцу и его…гхм… к начальнику дворцовой охраны  неслышным шагом подошли по два человека из личной свиты визиря.
– Ваша милость – обратился к принцу Сехмет-паша медовым голосом опытного царедворца – Ваш царственный брат, да прольется небо ему под ноги дождем, желает видеть вас пред своими очами. – Патокой растекающийся голос сопровождал  утонченно-долгий кивок головой. – Как и вас, достопочтенный  Демир ар-Рахим – еще один кивок, короче и резче.  - Позвольте мои люди помогут вам облачиться в достойный наряд. Мы же не можем заставлять принца Сабира, да пребудет с ним венценосная Шадаат, ждать слишком долго?
Повинуясь еще одному легчайшему движению руки,  воины из свиты Великого Визиря быстро накинули на плечи принца рубашку и узорный кафтан,  лежащие было  горкою  на ковре. И протянули Демиру пояс, подпоясаться.
В несколько минут  гардероб царственной особы  и начальника охраны был завершен, не без помощи быстрых, сильных и уверенных рук потомственных воинов.
Тех самых рук, которые не преминули сразу же взять под локотки  начальника дворцовой охраны. –  не шелохнуться. На бесстрастных лицах личной свиты визиря так и читалось полное спокойствие, уверенность в себе и в своих действиях. Эти не остановятся и перед тем, чтобы заломить строптивцам руки и закатав в ковры  пронести через весь дворец  к ногам царствующей особы. Буде на то приказ Великого Визиря.
К принцу же Софиру подошел сам Сехмет-паша и, преклонив колено, отдал почести сыну венценосного отца. Коснулся ладонью лба, губ и сердца и тотчас поднялся на ноги. Позволил себе  вольность, чуть придержал за локоток принца, якобы помогая обойти узорный столик, да так и не отнял руки, легонько направляя Софира к выходу.
- Пойдемте ваша милость, как можно –  Вам по дворцу и без свиты! Что подумает ваш отец–шах.  Я прошу вас оказать нам милость и позволить сопровождать вашу драгоценную особу  к вашему царственному брату.
Медовыми речами услаждая слух принца  и склонив почтительно голову, визирь легонько направлял  младшего отпрыска шаха к выходу.
Позади шла его, Сехмет-паши, личная свита  и начальник дворцовой охраны, по-прежнему удерживаемый под руки двумя его воинами. Впрочем, из-за широких рукавов персидских одежд этого не было видно. Просто идут себе и идут рядом воины с начальником охраны и принц с визирем.
Следом  безмолвно шествовала личная гвардия принца Самира с доверенным советником во главе, а на самом выходе из отданных охране покоев к процессии присоединилось человек 7-8  дворцовой стражи. Видимо, особо преданных своему начальнику, ну или особо  рисковых.  Но и они шли тихо, не  смея вмешаться, не видя непосредственной угрозы своему начальнику.

Отредактировано Сехмет ибн Джалиль (2007-11-10 23:06:11)

Ни единое движение  принца Софира не ускользнуло от  внимательных глаз Великого Визиря. Ни легкий румянец, ни  показное смирение, ни  побелевшие костяшки  на мгновение сжавшихся в кулаки рук – ничего не миновало взора Сехмета ибн Джалиля. Особенно восхитил визиря последний жест принца – чисто царский,  по-мальчишески глупый – надменный взгляд и задранный к небу подбородок. Гордость? Неееет – ехидно протянул внутренний голос – ГОРДЫНЯ. Сехмет-паша не мог не распознать, что стоит за поведением младшего сына шаха, сам  был таким. Когда-то. Пока не научился смирять гордыню и прятать гордость. Пока жизнь не научила, что живем сегодня, а сражаемся завтра.  И право на  надменный взгляд имеет только победитель, когда сведет в могилу всех своих врагов. Не раньше.
- Осторожнее, мой принц, здесь ступеньки.
И молодость не оправдание необдуманности, тем паче в царской семье. Один Аллах ведает, сколько упрямцев сломали, сколько молодых львят  сгноили по тесным клеткам. Эх… Визирь подавил  легкий вздох сожаления, спрятав его  за почтительным поклоном и затейливой вязью слов.
Впрочем,  юный принц мог и на публику работать. Демонстрировать слабость, когда силен. Являть миру глупость, когда умен. Казаться наивным мальчишкой-простаком, пока в душе зрели коварные думы. А вот тогда.… Тогда… - Оборвал сам себя на полумысли визирь. Порой, во дворце опасно не только громко говорить, но и думать слишком явно.
- Разумность ваших слов, принц,  заставляет  солнце светить ярче. Вы  льете редчайшие благовония на алтарь моей души, достойнейший из достойных. Ваши уста воистину источают сахар мудрости и добродетели. А ваша скромность и благочестие достойны прославления по всей стране  Да что там! На расстоянии столетнего пути!
   Пусть, пусть все имеющие уши стены дворца  будут убаюканы вязнувшей в зубах сладостью слов и  любезностью обращения. Пусть никто не услышит в затейливой словесной арабеске сплетаемой визирем и грани смысла. Пусть  все соглядатаи мира пропустят единственное зерно истины, упрятанное под грузом  лести.
А уж он-то, Великий Визирь, найдет что сказать принцу. Без сомнения.  Распорядок действий давно продуман и предопределен конец. Да… Предопределен.
- Ваш царственный брат должно быть так скучал по столь добродетельному и солнцеликому  сыну своего отца, что не мог больше и  часа вытерпеть в разлуке с вами. Как же похвальна, принц, такая тесная родственная любовь.Осторожнее, тут поворот. Я не смею допустить промедления на пути вашей встречи с царственным братом, мой принц.
Ладонь Сехмет-паши  чуть сильнее сжала локоть принца, поддержав того на особо  опасном повороте дворцовой лестницы, ведущей наверх, в покои к нынешнему неофициальному главе царствующего дома. Тихо намекая и негласно показывая, кто и на что может рассчитывать в этом дворце. И на пути куда. А вот поймет ли львенок? С высоты своих лет именно так про себя  именовал принца визирь. Поймет или нет, это уже другой вопрос. Коли нет…
Что ж, так тому и быть.

Покои Сабир-Имар Амир Ашраф ибн Кадира.